История прихода Воскресная школа Расписание богослужений Фотогалерея События Статьи Контакты

Статьи

<< Вернуться в раздел
08 Февраля 2015

Марфуша

 

Теплым июньским вечером по дороге шел человек лет пятидесяти. Шаг его был размеренный и неспешный. Он был одет в поношенную, давно потерявшую свой первоначальный цвет рясу и  стоптанные грубые башмаки, за плечами болтался полупустой мешок. Человек, как видно, шел давно. Время от времени он присаживался в тени попадавшегося на пути дерева, вытирал грязной скуфейкой пот с лица. Или доставал из мешка кусок хлеба и неторопливо, без аппетита жевал. Если попадался на пути колодец – останавливался, пил. Встреться какой-нибудь случайный человек и спроси у него, куда, мол, путь держишь, странник промолчал бы и не ответил. Он не знал, куда шел. Он просто шел.

        Этим человеком был Порфирий – монах Кресто-Воздвиженского монастыря. Точнее следует сказать – бывшего монастыря. После революции все монастыри стали бывшими. Этот монастырь, обустроенный первопоселенцами среди непроходимого леса, еще долгое время после прихода новой власти действовал. К нему было трудно подъехать, поэтому люди в форме наведались с год назад, предупредили, чтобы монахи готовились покинуть стены монастыря, с тем и уехали. Год еще шли службы, и иноки усердно молились, чтобы о них не вспомнили, да куда там! Месяц назад, как только подсохли дороги, приехали на нескольких машинах люди: подростки и сопровождающие их военные. Солдаты вошли в храм как раз в тот момент, когда шел Евхаристический канон. Резким окриком остановили службу и зачитали приказ, где говорилось, что в этом месте отныне будет школа-интернат для  детей революции – беспризорников. Затем скомандовали собраться и в два часа полностью освободить территорию обители. Со слезами расставалась братия друг с другом, с настоятелем, просила друг у друга прощения. Монахи пошли кто куда: кто к родственникам в город, кто поселился неподалеку от монастыря в срубленную заранее келью, кто, не желая уходить из монастыря, попросился остаться служить сторожем, а кто просто пошел куда глаза глядят – на Божью волю. Порфирий пошел в сторону востока. «Восток – имя Ему», – помнил он строчку из молитвы, поэтому надеялся, что этот путь будет самым верным.

       Порфирий давно был готов к такому обстоятельству. Он заранее приготовил себе дорожный мешок. Туда были сложены насушенные впрок сухари, немного сахара, портянки, полотенце, несколько книжек да небольшая иконка. Месяц пути его сильно утомил. Монах-изгнанник  давно не мылся, не спал в доме. Пару раз он попросился на ночлег, но люди не пустили странного человека – побоялись. Ночевать приходилось в лесу, а то и в стогу. Он научился быстро и ладно строить убежище из сосновых веток, которое даже в сильный дождь не промокало. Наловчился кресалом высекать огонь. Несколько раз просился в помощники на огородные работы – за это его хорошо накормили.

        Уже темнело, когда на пути его в очередной раз выросла стена леса. Некоторое время он раздумывал: идти дальше, через лес, или на опушке устроиться на ночлег. Посмотрев на солнце, монах все же решил продолжить путь. В душе он надеялся, что  Господь не оставит его и приведет к какому-нибудь чудом сохранившемуся монастырю или  скиту.

        Именно об этом думал Порфирий, когда, не успев пройти по лесной дороге и двухсот шагов, услышал тоненький плач. Монах остановился и прислушался. Плакал маленький ребенок, даже не плакал – скулил. Порфирий свернул с тропы и прошел немного вглубь редкого березового леска. На небольшой полянке он сразу увидел телегу, лошади рядом не было. Вокруг телеги в беспорядке были разбросаны вещи, опрокинуты котел, ведра. Но самая страшная находка была обнаружена под телегой:  там лежали тела двух человек – мужчины и женщины, и оба были мертвы.  И по этим несчастным ползала маленькая, лет трех, девочка.

     – Ах ты, бедняжка, – нагнулся к ней Порфирий, поманил, – иди ко мне.

     Девочка вцепилась в грудь матери и еще громче заплакала.

     Порфирий распрямился и оглядел страшное место. Кто эти люди? Кто их убил и за что? У него была только одна догадка: скорее всего, это были переселенцы или изгнанники из родных мест. Видно, остановились они на отдых или ночлег, и на них напали бандиты, которых в эту беспокойную пору шаталось по лесам немало. Было видно, что хорошие вещи они унесли, мужа с женой убили и спрятали под телегой. На маленькую девчушку у них рука не поднялась.

       Порфирий вытащил из мешка кусочек сахара и, нагнувшись, протянул девочке. Она доверчиво потянула к монаху ручонки, и он вытащил девочку из-под телеги.

    – Как тебя зовут?

    – Марфуша, – ответила девочка. Она говорила «Мафуся».

    – Ах ты, бедная моя Марфуша, что же мне с тобой делать?

       Порфирий посадил девочку на телегу, прикрыл ее суконным одеялом, а сам принялся искать какой-нибудь инструмент, чтобы закопать несчастных ее родителей. Лопаты он не нашел, но обнаружил топор. Отойдя в сторону под ольховый куст, он начал вырубать яму, помогая себе руками. Девочка грызла сахар  и следила немигающими блестящими глазками за монахом. Порфирий копал долго, раздирая в кровь руки и обламывая ногти. За три часа ему удалось выкопать неглубокую, всего в метр, ямку. Он перетащил туда тела убитых людей, присыпал землей.  Потом он прочитал над холмиком литию по невинно убиенным и взглянул на девочку. Она спала. Порфирий пристроился рядом под одеялом, прижал к себе девочку, и вдруг неожиданная волна жалости и любви к этому крохотному созданию окатила его. Это чувство было для него незнакомым. Он не знал радости отцовства, он не умел любить и ласкать детей. Его руки были привычны к грубой работе, какой обычно занимаются в монастырях, но они никогда не ощущали мягкости детских щечек. Он не знал, как пахнут дети. И сейчас, лежа рядом с ребенком под одеялом, он узнавал это все! Он постигал запоздалое ощущение нежности к маленькому созданию, ответственность за его жизнь. Порфирий, как опытный отец, прикосновением губ ко лбу отметил, что у девочки нет жара, кожа ее чистая и гладкая. «Слава Богу, девочка здорова», – подумал он.

       Он лежал, не шевелясь, боясь неосторожным движением разбудить ребенка. Девочка спала крепко и лишь изредка во сне всхлипывала. Порфирий долго не мог уснуть. Первоначальное чувство нежности и сострадания  к ребенку сменилось тревогой: что теперь делать?

       Наутро он проснулся оттого, что кто-то дергал его за бороду. Порфирий приоткрыл глаза и увидел сидящую рядом Марфушу.         Он удивился, что так долго и крепко спал.

    – Деда, кушать хочу, – проговорила девочка.

    Порфирий спохватился. Вот ведь какая забота прибавилась: девочку следовало кормить, и куском хлеба здесь не обойтись. Он стал искать среди разбросанных вещей что-нибудь съестное и нашел немного картошки, мешочек крупы. Порфирий быстро развел огонь и поставил варить картошку. Ополоснув котелок, он вскипятил в нем немного воды, заварил листья земляники, которые тут же нащипал. Девочка кушала хорошо. Пока она ела, Порфирий еще раз пересмотрел раскиданные вокруг вещи, выбрал из них Марфушины платьица, нашел даже пальтишко, ботиночки. Вещи были не дорогие, но добротные. Видимо, как и предполагал монах, это была, как принято теперь говорить, «кулацкая» семья, которую отправили из родных мест на поселение на Урал или в Сибирь.

        Натолкав вещей в заплечный мешок, Порфирий вскинул его на спину, взял девочку на руки и пошел дальше. Он решил дорогой обдумать: что делать с ребенком? Но думать особо не приходилось, так как говорливая Марфуша отвлекала его вопросами.

      – Ты кто? Это кто кричит? Где мама? – поминутно спрашивала она. Порфирий ловил себя на странной мысли, что детские вопросы его не раздражают. Когда он уставал, то спускал девочку на землю, и они шли, взявшись за руки.

        Часа через два лес кончился, и они вышли на дорогу, ведущую в деревню. Монах, который никогда для себя ничего не просил, постучал в крайнюю избу. На порог вышла женщина с печальными глазами.

    – Не найдется ли у вас кружки молока для девочки? – поклонившись, спросил он.

    – Молока нет, – ответила женщина. – Заходите в дом, покушайте, что Бог послал.

      Она вытащила из печки чугунок, налила жидких щей из щавеля. Порфирий заметил детские головки, с любопытством наблюдавшие за странниками  с печки. Он думал, как завести с женщиной разговор о судьбе Марфуши: не согласится ли она приютить девочку.

        Но женщина, словно предчувствуя просьбу странного монаха с ребенком, стала жаловаться, что муж ее поехал в город на заработки и там где-то сгинул. Она говорила о том, как тяжело ей приходится одной с тремя детьми. Порфирий поблагодарил женщину за приют, низко поклонился, и они с девочкой зашагали дальше. За день они прошли еще одну деревню, где им дали несколько вареных картофелин и квасу.

       Порфирий твердо решил оставить девочку где-нибудь, ведь должны же они, наконец, встретить сердобольных людей.

      Переночевали рядом со стогом, подстелив то же суконное одеяло.

      И замелькали дни пути, похожие друг на друга. Порфирий уже не стеснялся просить еду, ночлег. Как только  встречались жалостливые люди – просил приютить девочку. Но, к его великой скорби, никто не соглашался принять ребенка: народ жил бедно и впроголодь. Можно было, конечно, пойти в город и оставить там девочку в приюте для сирот. Но монах помнил наголо стриженных, шагающих строем ребятишек, которых привезли в их монастырь, и в душе его  поднималась волна протеста.

        Марфуша была девочка миловидная, с пухлым личиком и большими серыми глазками. Личико ее еще не успело осунуться и побледнеть от плохого питания. Она радовалась жизни: смеялась, протягивая ручки за цветочком, смешно таращила глазки, глядя на бабочку. Она любила играть с бородой монаха, вытягивая губки, пугала: «у-у-у» или делала ему «козу». Порфирий улыбался и испытывал то чувство, которое называют блаженством. Иногда, правда, он корил себя, что реже стал молиться. А, прося приютить девочку, он в душе желал, чтобы люди ему отказали. И они отказывали. Порфирий стирал детские платьица в речке, и пока девочка спала где-нибудь под кустиком, высушивал их, развесив прямо на ветках. Дни летели, похожие один на другой.

       Однажды в одном селе ему украдкой шепнули, что в лесу, верстах в трех, есть небольшой скит, где тайно живут несколько монахов. Порфирий встрепенулся. В нем вдруг проснулось сильное желание встретить своих собратьев. Проводить вызвался хозяйский мальчишка. Он довел Порфирия до скита, настолько хорошо укрытого в густом ельнике, что, если бы ему не показали, прошел бы мимо. Скит представлял собой несколько землянок, вырытых неподалеку одна от другой. Самая широкая землянка с добротным накатом-потолком и набитым крестом вместо купола служила монахам храмом. Порфирия проводили к скитоначальнику – отцу Митрофанию, который молча и внимательно выслушал его.

       – Оставайся у нас, – сказал он Порфирию. – Места хватит, дел много, надо обживаться и готовиться к зиме. Будешь печь просфоры, у нас и печка сложена. Только…, – Митрофаний помолчал, – прежде найди девочке приют. Негоже ей у нас оставаться. Сам знаешь, монастырский устав не дозволяет прибывать здесь лицам женского пола. Да и зима впереди. Сгубишь ребенка.

      Порфирий вздрогнул. Отдать Марфушу? Его любимицу? Его чадушко? Да и куда? Кто ее возьмет?

    – Честный отче, – поклонился он Митрофанию, – пробовал ее оставить, да люди не соглашаются. Голод кругом, людям есть нечего.

    – А у нас ты чем ее будешь кормить? Если ты пришел в монастырский скит, твое первое дело – послушание и  молитва. Хочешь взять на себя отцовское служение – дерзай. Но из скита придется уйти. Не благословляю оставаться с дитем, – Митрофаний резко встал, давая понять, что разговор окончен.

       Порфирию было велено в два дня решить свой выбор. Для ночлега с девочкой ему освободили отдельную, вырытую в рост человека, келью. Но сон к нему не шел. Марфуша посапывала рядом на лежанке, а он смотрел на девочку и думал о ее судьбе. Следующий день прошел в заботах: Порфирий носил воду, рубил дрова, пек хлеб. Марфуша крутилась рядом и, держась за полу рясы, без умолку щебетала.  Монахи поглядывали на Порфирия с неодобрением.

      «Господи, укажи путь, – молился про себя Порфирий. – Ты же мудрый и милосердный. Что мне делать? Подскажи!» Об этом же, а не о молитве думал он, стоя на вечерне в земляном храме.

       Храм был бедно, но уютно и по всем правилам обустроен. Имелся даже двухрядный иконостас. Отдельно сбоку висела в резном киоте икона Божьей Матери. Младенец доверчиво своей ланитой прижимался к лику Матери. Икона была выполнена искусным мастером: нимб изукрашен жемчугом и еще какими-то камнями, названия которых Порфирий не знал. Он сверкал, переливался при свете свечей. Омофор Богоматери был не привычного, вишневого, а розового цвета, отчего весь образ Пречистой смотрелся  тонко и нежно. А по кресту на нимбе Младенца рассыпались искристые кровавые, видимо, из граната капельки. «Бесценный адамант в бедной оправе», – подумал монах, сравнивая убожество храма и эту икону, подаренную монастырю, вероятно, каким-нибудь богатым благодетелем в добрые времена.

         Поздно вечером Порфирий снова думал. Завтра он должен был дать ответ отцу Митрофанию: остается он в скиту, но без Марфуши, или уйдет, чтобы продолжить с ней скитальческий путь. Укладывая девочку спать, он вместо сказки спел ей  богородичную молитвочку. «Богородице, Дево, радуйся…», – пел он старинным афонским распевом, а перед глазами появлялась, сверкая драгоценным убором, икона в резном киоте. Она искрилась, манила, словно указывала ему, немолодому и уставшему монаху, правильный путь.

         Средь ночи Порфирий внезапно проснулся. Решение, которое он принял мгновенно, в одну секунду, было ужасным, несообразным с совестью человека, жившего во Христе. Но сейчас Порфирий не думал о нравственной стороне этого решения, он сердцем почувствовал: так будет правильно. Монах быстро встал, собрал вещи, посмотрел на спящую девочку и вылез из землянки. Десять метров до заветного места он преодолел почти наощупь, но быстро. Он спустился в подземный  храм и подошел к иконе. При свете свечи Порфирий еще раз посмотрел на нее. Огонек дрожал в его руках, многократно отражаясь в камнях-самоцветах. Перекрестившись и выдохнув: «Господи, прости», – он вытащил из киота икону. Завернув ее в полотенце, задул свечу и вернулся в свою келью. Марфуша по-прежнему спала. Порфирий положил сверток в мешок и, поднявшись по ступеням невысокой лестницы, перекинул его наружу. Потом завернул девочку в одеяло и выбрался вместе с ней наверх.

         Скит спал: у монахов сон короткий, но крепкий. Луна светила ярко, и Порфирий без труда нашел тропку, по которой его сюда привел деревенский мальчишка. Монах быстро зашагал прочь, изредка бросая взгляд на спящую Марфушу. Обрывками в его мыслях мелькали картинки из прошлой жизни: постриг, обещание полного отречения от мира, обет неимения ничего собственного. Он как будто только теперь осознал всю глубину своего падения. Тот грех, который он только что совершил, Порфирий не рассматривал как грех в сравнении с тем, какое место в его сердце, вытеснив Бога, заняло это невинное существо с теплым и пушистым именем «Марфуша». Как он мог допустить, чтобы все помыслы его свелись к заботе о чужом ребенке, которого так бережно и любовно нес сейчас на руках! Он почти перестал молиться. Привязавшись к сиротке, он забыл Бога! Предал Его!

        Порфирий шагал быстро, почти бежал. Но бежал он не от собратьев, которые могли хватиться пропажи и броситься вдогонку. Он бежал к своему выбору, сделанному много лет назад. Он спешил к Богу. По щекам его текли слезы. «Господи, я забыл Тебя, я предал Тебя, – терзалась его душа, – я должен избавиться от этого ребенка, Господи. Помоги мне! Я должен вернуться к Тебе!»

        Он присел на минуту под дерево: перевести дух и собраться с силами для принятия окончательного решения. Начинало светать, когда он подошел к околице какой-то деревни. Выбрав дом подобротнее, он толкнул калитку. Марфуша все так же безмятежно спала. Порфирий положил спящую девочку на порог, поправил одеяло, вытащил из мешка сверток, положил рядом.  Он отвернул край полотенца и посмотрел на Богородицу. Первые робкие лучи солнца коснулись нимба, и он засиял, расцветился маленькими радугами играющих самоцветов. Богородица смотрела на него ясными глазами, наполненными любовью и пониманием. Она не осуждала.

       Порфирий поклонился и решительно зашагал прочь….

 

Лариса Каршкова прихожанка храма пос. Белые Берега 

 

Разработка и поддержка сайта - КОЛИБРИ
Брянск – Янск.ру – Брянский поисковик. Новости, реклама, авто, недвижимость, организации - поиск по Брянску